Если любит – поймет - Страница 12


К оглавлению

12

Все ясно. Ответ отправился автоматически. Читать мое дурацкое письмо никто не станет, во всяком случае объяснять, что подписаться на новости только об автомаслах и фильтрах у них невозможно. Это понятно и идиоту. Скрепя сердце набираю номер Вайноны и рассказываю, что мои попытки осуществить ее план не увенчались успехом.

— Я разве тороплю тебя, дорогая? — спрашивает она так, будто я позвонила, как только вернулась из ее проклятого кабинета.

— Не торопишь, но мне кажется, что нет ни малейшего смысла…

— Послушай, мне некогда, я уезжаю на важную встречу, — бесцеремонно перебивает меня она.

Я криво улыбаюсь, представляя, что это будет за встреча. С каким-нибудь пижоном, перед которым Вайнона пустится кокетничать и кривляться.

— А ты напряги мозги и придумай выход. Не подпишешься сегодня, значит, продолжишь поиски в понедельник. — Связь прерывается.

— Чудесно, — бормочу я, совсем падая духом.

— Ты, главное, не особенно расстраивайся, — шепотом советует Джессика. — Бери пример с Вайноны — у нее всегда нос кверху, ничем ей не испортишь настроения.

Молча киваю и снова набираю номер — на сей раз своего бывшего одноклассника. Он компьютерный гений, знаток программного обеспечения. В старших классах бегал за Элли, но она его так и не приняла.

— Джимми, привет. Есть пара минут?

— Здорово, Келли, — басит Джим. У него плюс ко всему идеальный слух, нет нужды ему называться — всех знакомых он мгновенно узнает по голосу. — Да, пара минут найдется. Как поживаешь?

— Нормально, — отвечаю я, растягивая губы в улыбке, чтобы голос не звучал слишком кисло. — Послушай…

Рассказываю, в чем моя беда. Джим без лишних слов обещает выяснить к вечеру, можно ли что-нибудь придумать. Благодарю его и кладу трубку. Теперь делать совершенно нечего. За полчаса, которые остаются до перерыва, я дважды выхожу в туалет — просто так, чтобы от безделья не сойти с ума и смочить холодной водой запястья да покрывающийся испариной лоб.

А в двенадцать наконец-то вылетаю на улицу и глубоко вздыхаю, подставляя лицо яркому солнцу. Сегодня папа, наверное чувствуя, насколько мне тошно, звонит сам.

— Ну как твои дела, золотце?

— Неважно, — честно признаюсь я.

— Лучше или хуже, чем в прошлый раз?

— Хуже.

Рассказываю об изощренном глумлении надо мной Вайноны и чуть не плачу. Отец тяжело вздыхает.

— Так-так. Надо что-то придумывать. Посоветовал бы тебе уйти оттуда сегодня же, но совсем без работы ты затоскуешь больше теперешнего, а найти новое место сейчас, в августе, когда стоит такая жара и большинство горожан в отпуске, не так-то просто.

Шмыгаю носом и жду, что он предложит.

— А что, если тебе набраться терпения, протянуть еще недельки две и тоже взять отпуск? — произносит он.

— Неплохая мысль, — бормочу я. — Какое-то время можно отдохнуть, а потом разослать резюме по кадровым агентствам или непосредственно по фирмам. Лето как раз закончится… Да, пожалуй я так и поступлю, — приободряясь, говорю я.

— Вот и славно. — Отец кашляет, но я чувствую, что отнюдь не из-за простуды, а просто чтобы перейти на другую тему. — А с тем парнем у тебя как? — спрашивает он. — С режиссером?

Бесшумно вздыхаю. Максуэлл не звонил ни в среду вечером, ни вчера. Я начинаю волноваться и снова подумываю о том, достаточно ли я привлекательна и желанна.

— Он весь в делах, — говорю я как можно более веселым тоном. — Позавчера я одним глазком взглянула на Грейсон и Райдера! На Пятой авеню. Потом расскажу подробнее.

— Любопытно, — отвечает отец, и я слышу в его голосе нотки жалости ко мне. Его не проведешь! — Пообещай, что постараешься не грустить. Ни из-за работы, ни из-за всего остального, — просит он.

— Обещаю, — говорю я. — Ладно, пап. Мне пора бежать. Люблю тебя.

— И я тебя, золотце.

Вообще-то никуда мне не надо бежать. Перерыв, можно сказать, только начался, к ланчу я еще даже не притронулась и потом, поскольку Вайноны в офисе нет, могу с чистой совестью минут на десять опоздать, мне никто слова не скажет. Я схитрила лишь потому, что не желаю разговаривать о Нине, а папа, если бы мы не прекратили беседу, наверняка снова упомянул бы о ней.

Неторопливо съедаю салат и только приступаю к десерту, когда снова звонит телефон. Смотрю на экранчик с замиранием сердца: увы, это опять не Максуэлл. А мама. С ней последние несколько лет я общаюсь без особой охоты.

— Здравствуй, милая!

— Привет, мам!

— Как дела?

— Все хорошо, — равнодушным тоном отвечаю я.

— Есть какие-нибудь новости?

— Нет, никаких.

— Живешь там же, работаешь на прежнем месте, замуж не собираешься?

— Да, да и нет, — говорю я.

— Ну и слава богу.

Какое-то время молчим. Наверное, и мне следует спросить, как поживает мама, но я как обычно решаю: раз она говорит вполне радостным голосом и регулярно звонит, значит, все в полном порядке.

— Я немного занята, мам. Созвонимся потом, ладно?

— Конечно. Я люблю тебя.

— Пока.

Раньше напоследок она непременно спрашивала, как отец. А с некоторых пор перестала им интересоваться — может, из чувства вины, а может, ревнует его к Нине и жалеет, что в свое время сглупила. Или по каким-то другим причинам. Мне, если честно, все равно. Доедаю ланч и плетусь в офис. До конца рабочего дня еле дотягиваю.

В третий раз телефон звонит, когда я, смертельно уставшая, вхожу в квартиру.

— Алло? — На экран я уже даже не взглянула.

— Келли?

Максуэлл. Наконец-то! Мою разбитость как рукой снимает, хочется издать торжествующий вопль или станцевать победный танец.

12